"Это ж надо, сплошное розовое мясо да жирные телеса!" - вырывается невольно при взгляде на могучее, бьющее через край, рубенсовское изобилие. Некоторые историки искусства величают его "Королем барочной живописи", не забывая прибавить, что, мол, присущий ему способ художественного выражения весьма часто граничит с романтизмом и, дескать, великий маэстро из Антверпена являет собой один из лучших примеров такого сближения. Вы заблуждаетесь, возражают другие: "Романтизм есть род безумия, искусство паршивого настроения и паршивого здоровья: оно выпускает на волю такие силы природы, которые уничтожают человека". А Рубенс обеими ногами крепко стоял на земле. Он был полон здравого смысла и отменного здоровья. Пожалуй, здоровья было ему отпущено настолько много, что он мог играючи позволить своим мастерством приручать природу и, прежде всего, отдавать господствующую роль изображению женственности. С такой точки зрения, Рубенс - классик, да и только. Однако он был также единственным, кто постиг и сумел примирить строгую классику со смачным изображением изобилия, сочетать чисто человеческие поступки персонажей с извивами поз и театральностью своей живописи, уникальной в своем жанре. О его последователях, например о Делакруа, скажут позднее: это же "укрощенный Рубенс", или о Ренуаре, что тот унаследовал от великого маэстро из Антверпена страсть к пышным женщинам с чувственными формами.